Форма входа

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 91

Календарь

«  Декабрь 2012  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
     12
3456789
10111213141516
17181920212223
24252627282930
31

Друзья сайта















Информационный портал Железнодорожный On-Line

Городской вестник города Железнодорожный







ДРУЗЬЯ uCoz
  • Создать сайт
  • Все для веб-мастера
  • Программы для всех
  • Мир развлечений
  • Лучшие сайты Рунета
  • Кулинарные рецепты
  • Статистика

    [AD]





    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0





    Пятница, 14.12.2012, 01:44
    Приветствую Вас Гость | RSS
    Официальный сайт
    Краеведческого музея г.Железнодорожного
    (бывший пос. Обираловка
    Богородского уезда)
    О них писали в книгах и газетах


    АЛЕКСАНДР ПЕТРОВ, РУССКИЙ СОЛДАТ
    Александр Николаевич Петров родился в нашем районе, в поселке Железнодорожном, на улице «8-ое Марта» в доме № 11. Здесь он, сын железнодорожника, вырос. Отсюда он ушел на гражданскую войну добывать себе светлую, свободную жизнь без эксплуататоров и тунеядцев.
    Власть перешла в руки рабочих и крестьян. И тогда Александр Николаевич вернулся на свою улицу, в свой дом и начал вторую новую жизнь.
    Он всегда был скромен, чинов и званий не имел. Был просто трудолюбивым, исполнительным, преданным делу и хорошим семьянином. Соседи по улице ежедневно видели его рано утром, когда он спешил на поезд и вечером, когда возвращался домой.
    - Порядочный он человек, - говорили об Александре Николаевиче соседи. – Большой труженик, неутомимый. И на протяжении сорока лет это действительно был человек доброй русской души. А когда Александру Николаевичу пошел сорок первый год жизнь резко изменилась.
    … Проклятые немецкие фашисты напали на нашу страну, не дав ей провести законно заслуженный выходной день. Без суеты собрался на войну и Петров, так как он всегда уходил на работу.
    В суровое декабрьское утро 1941 года рядовой Петров взял в руки автомат, и свой первый выстрел сделал по немцу, мечтавшему войти в Москву. С тех пор коммунист Петров наш дорогой земляк не разлучался со своим верным другом – автоматом, до дня капитуляции Германии. И не о геройстве думал Петров, когда с автоматом ходил в опасные разведки в тыл врага, вступал в рукопашную с противником, под кинжальным огнем немцев пробирался туда, откуда удобней было их расстреливать, с риском для жизни выполнял задание командования в качестве связиста.
    От города Калинина, который стоит на Волге, до Берлина, который – на реке Шпрее,- прошел пешком с боями автоматчик, уничтожая немцев.
    Если до войны Петров, русский солдат, дальше своего поселка Железнодорожный никуда не выезжал и знал всю страну только по географической карте и книгам, то теперь он ее знает, как свою улицу «8-ое Марта». Он трижды был ранен и трижды возвращался в строй, чтобы освободить от немцев города и села Калининской и Смоленской областей, Витебск и Бобруйск, Слуцк и Барановичи.
    Январь 1945 года. Петров награжден первым орденом «Красной Звезды», за храбрость и мужество, проявленные им в боях за освобождение Варшавы. Март 1945 года. Ему вручается второй орден «Красной Звезды» за форсирование Одера. Май 1945 г. Гвардии сержанту прикрепляют на грудь третий орден «Красной Звезды» за взятие Берлина. Маршал Жуков объявил «боевому товарищу Петрову благодарность за овладение Берлином и честную службу на благо нашей Родины…».
    Ю. Юрьев,
    Газета «Большевистский путь».
    10 августа 1945 г.


    ВЗРЫВ В КАЗИНО.
    «23 февраля 1969 г. Вячеславе Семеновне Черновой за мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками в период Великой отечественной войны, был вручен орден Отечественной войны II степени. Орден нашел героиню спустя 24 года…
    Они подходили к лесу. Разговаривать было не о чем. Каждый думал о своем. Минск был далеко позади. До взрыва оставалось два часа.
    Целую неделю Вячеслава Семеновна, рискуя жизнью, проносила взрывчатку на кухню офицерского казино «Люфтваген», прятала ее под русской печью. Ее, оборванную неразговорчивую уборщицу, немцы почти не замечали. А вместе с тем под лохмотьями платья билось большое сердце патриота.
    Когда это было? В сорок втором. Ей, студентке Минского политехнического института, предложили остаться в одной из групп подполья. Тогда она испугалась: справится ли? Раздумывать было некогда: наши войска оставили Минск. Родная земля стонала под кованными сапогами фашистов. И она согласилась.
    В Минске на одной из центральных улиц – штаб немецкой авиации дальнего действия. Как проникнуть сюда, как посылать на Большую землю сообщения о замыслах врага?
    Это нелегкое задание было поручено Славе Черновой. Так она стала уборщицей штабного офицерского казино «Люфтваген».
    Ей было очень трудно. Каждый вечер она видела чужих веселых летчиков, слышала чужую речь. Они хвалились победами. Как хотелось этой дивчине броситься на них и душить, душить. Но на это она не имела права. И… оставалась забитой, запуганной «чернушкой», сносила грубые шутки ради одного – возможности слушать. Слушать и запоминать. А ночью посылала в эфир короткие шифровки. А через день, два, неделю немецкие эскадрильи, вылетавшие на сверхсекретные задания, либо не возвращались на базу, либо не досчитывались половины личного состава.
    Шли месяцы. Вечера, полные риска и тревог, сменялись днями. В сентябре 1943 г. связной принес приказ: подготовить взрыв казино.
    Слава приступила к выполнению задания. Все шло отлично. Взрывчатка здесь. Она надежно спрятана под печью. Сегодня уборщица появилась в казино в последний раз. Незаметно нырнув в тепло кухни, дождавшись, пока останется одна, она установила часовой механизм на одиннадцать ночи.
    Со сцены приторным сопрано пела «химическая» блондинка. В сизых облаках табачного дыма сновали официантки. Все столики были заняты.
    - Послушай,- сказал сидящий за соседним столиком белобрысый обер-лейтенант,- я завидую тебе. – Молодой лейтенант, его собеседник, с новеньким железным крестом на мундире, самодовольно улыбнулся. Он ехал в отпуск в Германию.- Да, да, завидую, продолжал обер-лейтенант.- Через несколько часов ты будешь в Берлине. ОН замолчал и вытер вспотевшее лицо.
    - Ну что ты, Генрих,- лейтенант хлебнул глоток пива.- Это я должен вам всем завидовать. Вы остаетесь здесь!
    Закончив речь, офицер вскинул руку в фашистском приветствии и пронзительно закричал: «Хайль Гитлер!». Офицеры вскочили с мест, опрокинув бокалы.
    «Все вы скоро встретитесь, только на том свете»,- подумала Слав и неуклюже заковыляла к выходу.
    … И вот сейчас она шла к партизанам и смотрела в широкую спину проводника. На душе было спокойно. Она справилась с заданием.
    …Рано утром в партизанский штаб пришло донесение: взрыв в казино «Люфтваген» уничтожил 30 фашистских асов. Тридцать бомбардировщиков дальнего действия надолго остались прикованными к земле.
    А в это время Вячеслава Семеновна Чернова была далеко. Она выполняла очередное задание партизанского командования.
    Г.Мочалов.
    Газета «Знамя коммунизма»
    Март 1969 года

    Вячеслава Семеновна Чернова упомянута и в книге Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо»: «Какие у нас были девчонки, спрашиваете? У нас была Чернова, уже беременная, она несла мину на боку, где рядом билось сердце ребенка. Вот и разбирайтесь с этим, что это были за люди. Нас воспитали, что Родина и мы – это одно и то же…» (М., 1988. С.49).

    НЕ БЫЛО БЕЗЫМЯННЫХ ГЕРОЕВ
    Давно отгремели залпы орудий, все дальше уходят от нас военные годы. Но память сердца жива. Подвиг тех, кто заслонил собой Родину, на века вошел в эту историю нашей страны.
    Щедро полита кровью славных воинов подмосковная земля. Застыли в скорбном строю обелиски и памятники солдатам Отчизны. Никто не забыт, ничто не забыто.
    Но есть еще и безымянные могилы, о которых до сих пор мало кому известно.
    В начале войны в Железнодорожном размещался госпиталь, куда направлялись раненые, некоторые из которых так и не оправились после тяжелых ран. Они остались навсегда лежать в нашей земле. Вот имена некоторых из похороненных здесь в 1942 году: Владимир Павлович Мига, рядовой, Николай Сергеевич Веретников, рядовой, Иван Павлович Ковшиков, рядовой, старший сержант Илья Петрович Калмыков, жена которого работает сейчас в ДК «Восход».
    К сожалению, сейчас уже невозможно установить, где и чья могила. Не до гранитных было в те суровые годы, а надписи на дощечках стерлись со временем, сравнялись с землей и небольшие холмики. Но не должны из нашей памяти стереться имена солдат, сгоревших в безжалостном горниле войны.
    Вот какие воспоминания хранят старожилы.
    - Перед самым моим уходом на фронт в 1941 году,- рассказывает ветерана войны Д.Ф.Антипов, - я видел, как хоронили здесь командира-кавалериста. Много боевых друзей пришло проводить его в последний путь.
    А В.Ф.Дмитриева, у которой война отняла мужа, присутствовала на похоронах офицера Лапшина. Только фамилия и запомнила. Ни имени, ни звания не удержала память.
    - С большими почестями похоронили его, - вспоминает Дмитриева,- поставили временный фанерный обелиск со звездой из жести. Только не сохранился он.
    Да, это кладбище хорошо помнят многие железнодорожненцы. В те дни чуть ли не каждая вторая семья получала страшные извещения: «Погиб в бою», «Пропал без вести». И тогда шли сюда на это горестное место, чтобы выплакаться, положить цветы на могилы безвестных героев, которых тоже не дождались жены и матери.
    Кончилась война, началось восстановление разрушенных сел и деревень. В городе Железнодорожном стали строить керамический комбинат. Так уж случилось, что по местам захоронений пролегла железнодорожная ветка.
    Нелегко сейчас узнать эти дорогие нам имена.
    Но нельзя предать забвению тех, кому мы обязаны жизнью своей. Возможно, на месте военного кладбища целесообразно разбить сквер, восстановить имена похороненных и установить мемориальную доску. А может быть, следует произвести перезахоронение.
    Об этом я писал два года назад. Но, к сожалению, отдел культуры исполкома горсовета, комитет комсомола и заместитель директора по быту Кучинского керамкомбината тов. Воронин ничего не сделали до сих пор. А на бывшем кладбище строят голубятни, сараи, устраивают мусорные свалки.
    В.Аулов, обжигальщик цеха фасадной керамики .
    Газета «Трудовая честь»
    Кучинского комбината
    керамических облицовочных материалов
    6 мая 1970 г.

    БЕЗ ВЕСТИ НЕ ПРОПАЛИ
    Пять экипажей истребителей ПЕ-3 из 95 авиаполка Северного флота, базировавшегося на Кольском полуострове, вылетели со своего основного аэродрома и взяли курс на запасной. В полете над тундрой возле Бабозера «петляковы» попали в густую облачность. Командир группы капитан В.Куликов отдал распоряжение возвращаться назад. Но на полковой аэродром из пяти самолетов вернулись три. Два исчезли без следа. Тогда и появились в личных делах летчиков этих экипажей записи: «Исключен из списка военно-воздушных частей Северного флота как пропавший без вести… 8 мая 1943 года».
    Четыре с лишним десятилетия минуло со времени окончания Великой Отечественной войны, но и по сей день память о ней живет буквально в каждой семье. «Попал без вести…» Вот такие, наверное, извещения командования авиачасти получили семьи летчиков. Долгие годы родственники остаются в неведении: что же случилось с ними, где их могилы?
    Первый из пропавших истребителей был найден в 1959 году. На обломки самолета и останки членов экипажа случайно набрели у болотистого берега тундрового Бабозера местные рыбаки. По документам, найденным в летных планшетах, удалось установить фамилии погибших. Теперь их останки покоятся в братской могиле в тундровом селе Краснощелье.
    А где и как погиб экипаж второго «петлякова»?
    Ответить на эти вопросы взялись комсомольцы военно-патриотической поисковой группы из села Умба, которую возглавил Виктор Георги. Следопыты отыскали ветеранов, которые помнили, что в апреле 1947 года в районе того же озера заметили торчащий из-под глубокого снега фюзеляж самолета. Спустя несколько дней, вооружась лопатами, они на оленьей упряжке отправились к месту находки. Обнаружили останки летчика, его парашют и пистолет, планшет с документами и деньгами. Находку доставили в сельсовет. Останки погибшего авиатора похоронили на сельском кладбище. Документы и личное оружие передали в райотдел милиции… Но вот фамилию летчика не помнили: то ли Дробин, то ли Дробышев…
    Ребята отправились к Мельничному ручью, где и нашли части обгоревшего истребителя, останки других летчиков. Но никаких документов на месте их гибели не оказалось.
    Тогда они обратились к ветеранам 95-го авиаполка, чьи адреса были известны. Откликнулся один из летчиков. И вот наконец получены архивные документы на летчиков погибшего экипажа, долгие сорок с лишним лет числившихся «без вести пропавшими».
    Михаил Дмитриевич Соколов – штурман, младший лейтенант. Родился 21 июня 1917 года на станции Железнодорожная (пос. Обираловка) Реутовского района Московской области. В 1936 году окончил семь классов школы № 30 Бауманского района Москвы. В Красную Армию вступил по комсомольскому набору в апреле 1938 года. Был краснофлотцем Балтийского экипажа, бойцом Мурманского стрелкового полка. В том же году окончил школу механиков-водителей бронемашин, а в 1941-м – военно-морское авиаучилище имени Леваневского в Николаеве… 14 июня 1942 года за образцовой выполнение боевых заданий представлен в награждению орденом Красного знамени.
    … Нет, не пропали без вести летчики. Они погибли, выполняя боевое задание. Пусть знают об этом их родные и близкие. Героев полярного неба похоронили в братских могилах сел Краснощелье и Варзуга.
    Газета «Правда»
    26 ноября 1986 года.


    СТОЯЛИ НАСМЕРТЬ
    О бойцах народного ополчения, сражавшихся в Отечественную войну на подступах к столице, написано немало. История дивизий, сформированных из добровольцев Москвы и Подмосковья, хорошо известна. Но есть в этой истории страница, которая до последнего времени была скрыта от людей. Скрыта не по вине самих бойцов...
    Живет в Балашихе, в центре города, неподалеку от памятника воинам, павшим в Beликой Отечественной войне, Алексей Александрович Баранов. С его воспоминаний мы и начнем наш рассказ:
    После окончания десятилетки, а было это в 1939 году, я не пошел в институт, а стал работать на литейно-механическом заводе. Надо было помогать семье — матери, младшим братишке и сестренке. Одновременно стал заниматься в аэроклубе, совершил несколько полетов на У-2. Мечтал выучиться на летчика (а кто тогда не мечтал об этом!), да пришлось бы ехать в Качинское училище, как моим друзьям. Но надо было оставаться в доме за старшего. Вот и расстался с мечтой о небе.
    В ночь перед войной я со своим школьным другом отправился в Москву, — продолжает А. А. Баранов. — Задумали мы тогда сшить себе в столичном ателье костюмы. А чтобы заказ наш был первым, решили приехать в Москву с вечера. Всю ночь — самую короткую ночь в году, мы бродили по улицам столицы, разговаривали о будущем, оно для нас рисовалось радужным. А утром поспешили в ателье, сделали заказ. Помню, попросил сшить мне шевиотовый костюм коричневый, а мой приятель — темно-синий.
    Возвращаться в Балашиху сразу не хотелось, тем более в воскресенье, и мы еще погуляли по Москве. K полудню подъехали к Курскому вокзалу. И тут на площади услышали о начале войны.
    Так и не осуществилась и вторая моя юношеская мечта — надеть в восемнадцать лет свой первый "взрослый” костюм. Да и не о костюме тогда думалось. На другой же день мы с приятелем поспешили в военкомат, подали заявление на фронт. И уже пятого июля получил повестку явиться с вещами. Я был зачислен в Балашихинский батальон народного ополчения. Формировал его из таких же, как я, добровольцев майор Николай Иванович Казаков, коренной житель Балашихи. В батальоне были и шестнадцатилетние и пятидесятилетнего возраста, даже пенсионеры. Всего 800 человек.
    И в тот же день, а точнее вечер, 5 июля, нас переправили в Москву. Балашихинский батальон вошел в состав 5-го полка дивизии народного ополчения Сталинского района столицы. Меня назначили в пулеметную роту. Кого я помню из балашихинцев? Политрука роты, доцента пушно-мехового института Сапелкина, колхозника Груничева. Среди бойцов были и профессора, и школьные учителя со своими учениками, и труженики полей. В наш полк входили жители других районов - Шатурского, Серпуховского.
    Расположились мы в средней школе номер 334. Через несколько дней получили оружие - самозарядные винтовки Токарева, пулемёты Дегтярёва. К нам прибыли кадровые командиры - почти все из выпускников военных училищ. Нас обмундировали как положено. В то время, как хорошо известно из истории первых дней войны, народные ополченцы до включения их в состав регулярных войск ни обмундирования, ни современного вооружения не получали. Думаю, исключение было сделано потому, что наша дивизия формировалась в Сталинском районе столицы, была связана с именем "великого вождя".
    31 июля дивизия заняла оборонительный рубеж на реке Вязьме и Бебре. Я к тому времени, после нескольких дней обучения, уже был командиром пулеметного взвода. Под моим началом находились 30 бойцов, 4 пулемета "максим".
    Самые кровопролитные бои начались в октябре 41-го года, когда наша дивизия обеспечивала отход частей 19-й армии. Это было уже на Приднепровье. Ещё когда строили мы оборонительные сооружения, нас нещадно бомбили, забрасывали артиллерийскими снарядами. Полегло тогда наших ребят немало. Но самые страшные бои начались после захвата немцами Вязьмы 7 октября. Фактически мы оказались в окружении. Сражения шли беспрерывно. Волна за волной накатывалась вражеская пехота, дождем сыпались мины, не переставая бомбили "юнкерсы”. Так продолжалось в течение пяти дней. И только девятого октября мы с большими потерями отошли.
    А затем — новая страница в истории дивизии. Самая кровопролитная и в то же время героическая, связанная с селом Богородицкое. По названию села и сражение стали называть Богородицким, или бой на Богородицком поле. Снова пришлось нам, находясь в окружении врагов, прикрывать отход наших войск, и снова принимать на себя всю тяжесть вражеского наступления. Но бойцы стояли насмерть, до последнего патрона, до последней капли крови. Помню имена земляков, павших в том бою: сержант Иконников, помкомвзвода Овсянников, командир расчета Тойшалов...
    Мы прервем рассказ А. Баранова, чтобы сообщить читателю: немногие из балашихинцев остались в живых после боев на Богородицком поле. Для многих стало это поле боя братской могилой. И не только для жителей Балашихи, Серпухова и Шатуры. Большая часть дивизии полегла в том сражении, обеспечивая прорыв наших частей.
    Двенадцать ополченских дивизий сражались на подступах к столице. Об одиннадцати говорили и писали много. И только об одной, о дивизии, в которую входил балашихинский батальон, до последнего времени не принято было вспоминать. Даже списки ополченцев были уничтожены. Только в середине шестидесятых годов робко пробилась на свет правда. Лишь в то время семьи павших узнали о судьбе родных и близких. Генерал В.Вашкевич, командир дивизии, приняв под командование новую дивизию, долгое время находился под следствием. Раненый разведчик Р. Вавилов после перехода линии фронта был послан на принудработы. Закончил войну в Вене, но награжден лишь медалью "За отвагу”. Да и сам Алексей Александрович, с воспоминаний которого мы начали наш рассказ, испытал на себе последствия боя у села Богородицкое. Некоторое время Баранов находился под следствием в спецлагере. Такая же участь постигла почти всех ополченцев, стоявших насмерть в бою под Богородицким и чудом вырвавшихся из окружения.
    Как-будто какое-то проклятие нависло над дивизией. Но проклятию этому есть объяснение. Дивизия была, как мы уже упоминали, сформирована в Сталинском районе Москвы. А имя "величайшего полководца" никак не должно было связываться с такими понятиями, как окруженец, пропавший без вести. Понятия эти в те времена считались недостойными имени сталинской дивизии. Отсюда — и полное забвение дивизии, и ее вычеркивание из истории Отечественной войны.
    Но те времена канули в вечность. И подвиг тех, кто ценой своей жизни позволил уйти нашим войскам от разгрома, кто, пусть всего лишь на несколько дней, приостановил наступление врага на Москву и тем самым дал возможность укрепить оборону столицы, подвиг этих людей не может быть забыт. И тот факт, что подвиг ополченцев до сих пор не увековечен, что на Богородицком поле нет даже памятного знака, - это укор всем нам.
    И.Мясников,
    "Ленинское знамя"
    12 cентября 1989 г.


    СВЕТЯ ДРУГИМ, СГОРАЮ САМ
    Среди фотографий участников войны в Зале воинской славы краеведческого музея города есть фотографии трех женщин – медицинских сестре. Но ведь на фронтах Великой Отечественной войны их было тысячи! А сколько их живет в нашем городе? С этого начался краеведческий поиск. Постепенно сотрудники музея разыскали более 50-ти медицинских работников, которые ежечасно спасали наших солдат, оказывали им самую первую помощь, возвращали в строй. Сколько слов благодарности за все годы работы они выслушали, и все же слова меркнут перед их подвигом, хотя сами они считали, что просто выполняли свой профессиональный долг.
    Клавдия Васильевна ВОЛКОВА, коренная жительница Железнодорожного. Родилась в поселке Саввино. Здесь же окончила школу. После окончания медицинского училища пришла работать в Саввинскую больницу. В 1941 году, уже 25 июня, была призвана на фронт. И вскоре с госпиталем была отправлена под Малоярославец, где она получила боевое крещение. О тех временах Клавдия Васильевна рассказывала с волнением, стараясь вспомнить все до мельчайших подробностей: «Госпиталь наш находился в лесу. Раненые лежали в землянках, а немцы постоянно бомбили. Операции приходилось делать в тяжелых условиях, при плохом освещении. Часто оперировали вдвоем – хирург и медсестра. Вскоре нас отправили на Волховский фронт. Здесь мне довелось присутствовать на операциях нашего известного хирурга А.В.Вишневского. Как мастерски он удалял осколки из печени. До этого таких операций не делали. Помню бои под Ленинградом. Было очень много раненых. До сих пор в глазах стоит увиденное: огромное поле усеянное касками. Раненых тогда подобрали, а каски остались на земле. Так всю войну и работали. Было тяжело, страшно, но надо было выполнять свой гражданский долг. Перевязки приходилось делать под обстрелом. Войну закончила в Германии. А после окончания войны опять вернулась в нашу Саввинскую больницу».
    Анна Адамовна ГОЛЯК родилась в Белоруссии. Когда началась война, молодая Анна Голяк помогала партизанам: относила в отряд медикаменты, сведения о расположении немцев. За сутки порой проходила 40 километров. Вскоре, полицаи, заподозрив ее в связях с партизанами, избили ее отца. Всей семье пришлось прятаться в лесу, а Анна ушла к партизанам в отряд. «Ходила на задания, подрывала мосты. Была и медицинской сестрой, ухаживала за ранеными,- рассказывала Анна Адамовна.- После освобождения Киева, решила ехать туда, чтобы поступать в медицинский институт. Окончив институт попросила направить в глубинку». Так она оказалась в городе Хойники Гомельской области. Там проработала 4 года. А в 1954 году поехала поднимать целину. В Актюбинске приняла больничку-развалюху. Хорошо еще, что рядом находился никелевый рудник. Его руководство помогло построить новую больницу. Так бы Анна Адамовна и работала там, да в 1958 году случился инфаркт. Она была вынуждена сменить место жительства и в 1963 году начала работать в Железнодорожном. Направление получила в горбольницу, главным врачом. Размещалась она тогда в здании роддома (не сохранился). Теснота была жуткая. При непосредственном участии Анна Адамовны в 1973 году было сдано новое помещение горбольницы на 300 коек, затем приобретено оборудование, мебель. «На пенсию пошла уже в 64 года. Если бы не инвалидность, еще бы работала»,- говорила Анна Адамовна. За участие в войне была награждена Орденом Отечественной войны, а за строительство и организацию работы городской больницы – орден Трудового Красного Знамени.
    Маргарита Николаевна КИСЕЛЕВА родилась на Урале, где в 1942 году окончила медицинское училище. Она тогда и представить не могла, что проехав пол-России, окажется под Ленинградом. Их, выпускниц Свердловского медучилища сразу бросили в бой под городом Тихвином. Здесь они получили боевое крещение. А потом молодых медсестер отправили в Ленинград в учебный отряд Балтфлота. Жили в казармах, учились ходить строем, ползать по-пластунски, стрелять. Паёк был скудным: кусочек хлеба и жидкий гороховый суп, но и этот паёк чаще всего отдавали голодающим детям Ленинграда. После курса молодого бойца девчат отправили в Кронштадт. Маленький город-крепость: 7 км в длину, 7 – в ширину, и в 7 километрах от него немцы, которые забрасывали его листовками с призывами сдаться в плен. В противном случае обещали утопить всех в море. Но крепость не сдалась. Девушек одели в морскую форму, подстригли коротко. У Маргариты были красивые длинные косы, плакала, когда пришлось расстаться с ними. В Кронштадте Маргарита Николаевна работала в 35-м Военно-морском госпитале. Раз в месяц ей приходилось эвакуировать раненых в Ленинград. Вместе с ранеными бойцами приходилось выхаживать и ленинградских детей. Помнит Маргарита Николаевна и огромных крыс, которых приходилось отгонять палками, потому что нападали больше всего на детей. Но среди всех бед войны были и минуты счастья. Так случайная встреча с раненым радистом линкора «Марат» Николаем Киселевым определила всю дальнейшую жизнь. Одного взгляда хватило молодым, чтобы полюбить друг друга на всю жизнь. Свадьбу сыграли уже после победы, в сорок пятом.
    С 1963 г. М.Н.Киселева работала в поликлинике №1, потом в кожном диспансере. На пенсию ушла только в 1991 году. Самой памятной наградой для нее была медаль «За оборону Ленинграда» и «!За победу над Германией». Но самый дорогой подарок для нее - стихи дочери, в которых боль за всех ветеранов войны:
    Вы заслужили лучшей жизни,
    И уж не ваша в том беда,
    Что наша матушка Россия
    Нуждой и бедами полна.

    Мария Алексеевна СНОВАЛКИНА с первых часов войны работала медсестрой в санчасти. Принимала раненых. Война разбросала их с мужем, и она долго ничего не знала о нем. А ему передали, что его Машенька погибла. Но судьба снова свела их вместе. В одном из боев Мария Алексеевна потеряла свой отряд, в Каменец-Подольске неожиданно нашла другой, где служил ее муж. Радость встречи была безмерна, но вместе они пробыли только неделю. Снова пришлось расстаться. Встретились только после войны. До 1951 года жили в Германии. Затем переехали в Железнодорожный. Мария Алексеевна 50 лет проработала в детской поликлинике.
    Н.Сотникова,
    директор краеведческого музея г. Железнодорожного.
    Газета «Городской вестник»
    15 июня 2001 года

    КОМАНДИР ШТРАФНОЙ РОТЫ.
    В год празднования 60-летия победы мне довелось познакомиться с одним из миллионов защитников Родины. Разговор состоялся в музее. Передо мной сидел подтянутый, внутренне собранный человек и скупо рассказывал о своей военной молодости, повторяя: «Ничего особенного я не сделал, ничего героического не совершил…». Я чувствовала: он что-то не договаривает. Уже уходя, мой собеседник обронил, что командовал штрафной ротой.
    Разговор долго не давал мне покоя. Я нашла и снова встретилась с тем посетителем музея. На этот раз он был откровенней, но, ни имени, ни фамилии своей просил не публиковать.
    К сожалению, героя этого очерка уже нет в живых, и я могу назвать этого замечательного человека – Николай Георгиевич СЕМИГИН.
    « Я родился в Реутове. К началу войны перешел в 10 класс. В сентябре 1941 г. наша школа не работала. Нас – мальчишек-десятиклассников – собрали в отряд, который поселили на месяц в один из хорошо оборудованных подвалов в пятиэтажном доме и обучали там военному делу. Мы разбирали и собирали винтовки, учились надевать противогазы, жили как в казарме. Нас готовили в ополчение. Я хорошо помню октябрь сорок первого. В Москве тогда выстроились жуткие очереди за сахаром, мылом, солью. Началось массовое бегство из города. По шоссе Энтузиастов одна за другой шли грузовики с домашними вещами, среди которых торчали даже горшки с фикусами. Балашихинцы и мы, реутовцы, возмущались таким поведением москвичей, даже пытались останавливать машины…
    Моему отцу дали бронь, а мама трудилась на Реутовской хлопкопрядильной фабрике. Нас было трое детей. Я – младший. Как иждивенцу, мне полагалось получать по карточке 400 граммов хлеба. Голодно было, конечно, и после школы я устроился на работу на авиаремонтный завод «МАРЗ-1». Вставал рано, поездом добирался до Карачарово и оттуда пешком шел на Осташковское шоссе. Мне, как рабочему, дали продовольственную карточку, по которой я стал получать аж килограмм хлеба.
     В августе 1942 года меня призвали в армию и направили в Тульское пулеметное училище. После 9 месяцев учебы, в июне 1943 года нам, выпускникам, присвоили звание «младший лейтенант». Обмундирование выдали новое, но вместо сапог обули в ботинки с обмотками. Привезли нас под Воронеж, где начинали формировать 30-ю стрелковую дивизию. Оружия не выдали, только плащ-палатки, на которых мы спали на земле в лесу, благо, лето было теплое.
    Как-то появился в нашем подразделении новый офицер. По виду бывалый, он вел себя по-дружески и нас, мальчишек, быстро расположил к себе. Однажды, когда мы с ребятами из училища собрались в свободное время вместе, он подошел и предложил папирос. Сидим, покуриваем, и ненавязчиво так, между делом, он предложил нам пойти служить в отдельную армейскую роту. Подумалось, что нас зовут в какое-то элитное подразделение, было лестно, и мы согласились.
    Лишь прибыв к месту назначения, мы поняли, что это за подразделение такое особое. Смотрим, идет под конвоем солдат, без звездочки на пилотке, без ремня и шнурков, и спрашивает у нас, где здесь штрафная рота. Вот тогда стало ясно, куда мы попали. Так я стал командиром 1-го взвода штрафной роты.
    У штрафников один закон, один конец –
    Коли - руби фашистского бродягу!
    И если не поймаешь в грудь свинец,
    Медаль на грудь поймаешь «За отвагу».

    Ничего я о службе штрафников тогда не знал. С законами нас никто не познакомил. Лишь спустя много лет довелось прочесть «Положение о штрафных батальонах», принятое правительством в сентябре 1942 года…
    Из «Положение о штрафных батальонах»: «Штрафные батальоны имеют целью дать возможность провинившимся в нарушении дисциплины по трусости или другим фактам искупить свои преступления перед Родиной отважной борьбой.
    В пределах каждого фронта создаются от одного до трех штрафных батальонов.
    Каждый месяц службы в постоянном составе штрафного батальона засчитывается при назначении пенсии за шесть месяцев.
    Ордена и медали у штрафников отбираются на время его нахождения в штрафном батальоне; штрафникам выдается красноармейская книжка специального образца.
    Штрафники, получившие ранение в бою, считаются отбывшими наказание».
    - Каждый день в мою роту прибывали штрафники – бывалые солдаты и офицеры, имеющие и опыт войны, и русскую смекалку, порой даже хитринку. Среди них не было ни одного уголовника, бандита или опустившегося человека. Несмотря на то, что я, девятнадцатилетний пацан, был у них бывалых мужиков командиром, я многому у них научился.
    Чтобы получить «звание» штрафника нужно было совершить серьезный проступок. Но стать виновным можно было и без злого умысла. Помню одного штрафника (может быть, потому что фамилия у него была редкая – Белоножко), старшего лейтенанта-минометчика. Послали его обучать бойцов минометному делу. Для успешного завершения учебы нужно было провести стрельбы, а мин курсантам не привезли. Как быть? Где-то на складе нашли немецкие, всего на 1 миллиметр тоньше отечественных. Их, конечно, нельзя было использовать на наших минометах. Понадеялись на русское авось, тем более что командир дал устное согласие. При очередной стрельбе произошла трагедия, погибли два бойца. Осудили Белоножко и отправили в штрафной взвод.
    Вася Рыбин… Ординарцем у меня был. Ему уже лет 45 стукнуло. Очень честный, порядочный человек из рабочей семьи. Что там у него с офицером случилось, не знаю, только дал ему Вася в морду. За это и попал в штрафники.
    Считает враг – морально мы слабы.
    За ним и лес, и города сожжены.
    Вы лучше лес рубите на гробы –
    В прорыв идут штрафные батальоны!

    Вот шесть ноль-ноль, и вот сейчас обстрел.
    Ну, бог войны! Давай – без передышки!
    Всего лишь час до самых главных дел:
    Кому – до ордена, а большинству – до «вышки»
     В.Высоцкий.

    …Вскоре отправили нас на фронт. Пешком. Шли несколько суток без привала, засыпая на ходу. Боевое крещение получили под украинским городом Сумы. Ни карт, ни плана боя, ни разработки операции не было. Только команда «Вперед!».
    В атаку штрафников поднимали первыми. Ни разу в боях я не слышал призыва «За Родину, за Сталина!», который так любят показывать в кино. Мои бойцы шли в атаку с таким отборным матом, какого я ни до войны, ни после не слышал.
    Так провели несколько боев. Отступили лишь раз. Помню, был страшный бой на окраине украинского села. Возле речки расположили человек пятнадцать раненных, с которыми находилась девушка-санинструктор. Худенькая такая, ладная, смотришь на нее и глаз радуется. Когда мы не выдержали атаки немцев и бросились бежать, она кинулась нам навстречу. Отчаянным криком с мужицким матом остановила наше бегство. До сих пор казню себя за то малодушие.
    После того боя перебросили нас к Днепру. С моим штрафным взводом должны были переправляться на другой берег еще три. Лодок было мало, и мы решили отправить сначала два взвода, а потом остальных. Ночь была лунная, тишина кругом, как будто и нет войны. Лодки переплыли Днепр благополучно, но как только они приблизились к берегу, начался обстрел. Никого из ребят в живых не осталось…
    Судьба ли меня хранила, Бог ли берег, но я остался жив. Дошел до Чехословакии. Получил два легких ранения и одно тяжелое… После госпиталя меня отправили в Тбилиси, в запасной полк…».
    Вот такая незатейливая судьба простого солдата, который считал, что ничего особенного не сделал, ничего героического не совершил. Дескать, это у летчиков или танкистов была военная романтика, а он – пехотинец. Таких тысячи воевало. А я слушала, смотрела на изуродованную военной раной кисть правой руки, на грудь с двумя орденами Красной звезды и орденом Отечественной войны и думала, что его скромность – это, наверное, и есть та самая самоотверженность, которая помогла советским людям выиграть самую страшную войну в истории человечества.
    Н.Сотникова,
    директор Краеведческого музея г. Железнодорожного
    Официальный сайт МУК «Краеведческий музей г. Железнодорожного» ©
    При копировании материалов ссылка на сайт обязательна!
    2009 - 2012